Доброе слово

Пост есть учительница умеренности, мать добродетели, воспитательница чад Божиих, руководительница беспорядочных, спокойствие душ, опора жизни, мир прочный и невозмутимый; ее строгость и важность умиряет страсти, угашает гнев и ярость, охлаждает и утишает всякие волнения, возникающие от многоядения.

св. Астерий Амасийский

Что сделать, чтобы мой ребенок захотел учиться?

партии, бывали на предприятиях, в частности на заводе “Большевик”, на Кировском заводе, Авиационном заводе и ряде других крупных заводов. Но вся эта работа не дала должного результата».

Похоже, дело было в другом (нет, в блате, конечно, тоже, кто бы спорил): книг во многих рабочих семьях было сильно меньше, чем у интеллигенции, читали там неохотнее, с детьми в театры и на концерты ходили крайне редко. Установка учиться была выражена нигилистически: «А че, батя не шибко учился, после восьмилетки — в профучилище, из армии — на завод, и вот двести пятьдесят заколачивает, в два раза больше молодого инженера, и в партию вступил, и квартиру получил, какое там «шпрехензидойч» еще? Их вообще всех разогнать надо…»

«Под видом классов с углубленным изучением ряда предметов в них собираются наиболее сильные ученики, которые получают лучшее, чем их сверстники, образование» (Из доклада Министерства просвещения РСФСР о спецшколах, начало 1970-х).

Их таки чуть не разогнали во второй половине 80-х, была такая идея, активно ее поддерживал не чуждый популизма тогдашний первый секретарь московского горкома Борис Ельцин, но — то ли времени не хватило, то ли ресурса.

Однако с началом «новой России» ситуация вырвалась из-под контроля. Оставшись без недреманного партийного и в значительной степени отеческого чиновного ока, школы «не для всех» вступили в самый благословенный период своего существования.

Золотой век

Очень быстро выяснилось, «кто есть who». Пафосно-номенклатурные, откровенно-«блатные» (по аналогии со спецполиклиниками: «полы паркетные, врачи анкетные») перестали прятаться и залоснились спонсорами.

Бо́льшая часть остались формально государственными, но «выкатили» неслабый прейскурант на «дополнительные услуги» в диапазоне от поступления до факультатива по ретороманскому языку.
 

Мат- и био-, а также часть «честных» языковых «вышли из подполья» и закружились в вальсе того, что раньше делали по чуть-чуть и втихую: спецсеминаров и вечерних школ «для особо интересующихся», невероятных лекций, фантастических учебно-методических экспериментов, КВНов-«капустников» и прочего начинающегося в субботу «Понедельника…».

Казалось, что наивные мечты ранних Стругацких об обществе, где лучшие люди идут в учителя, а на работу ходят потому, что это интересно, недалеки от осуществления (за окном, правда, параллельным курсом все больше наступали поздние Стругацкие). Они стали лицеями и гимназиями, специализированными или многопрофильными, но отличались «лица необщим выраженьем», то есть совершенно четкими видовыми признаками.

«Миссия школы — работать с детьми, которые оказываются “белыми воронами” в своих школах. Такой ребенок обычно мешает учителю на уроке, задает слишком много вопросов. Одноклассники часто считают таких детей ботаниками и не любят. В школе каждый может учиться так