на это сразу согласился. Я обрадовался и понял, что классный человек, и после этого мы уже сидели и не говорили об этом, а просто разговаривали, как старые приятели.
– Как ты думаешь, ему уютно было в передаче «Последний герой», про необитаемый остров?
– Нет, ему было очень плохо. Он не хотел туда идти, просто он дружил с Сашей Любимовым и не мог ему отказать. Это же американская программа или какая-то… лицензионная.
– Его не смущало, что он провоцировал людей вести себя так, как они там себя вели, и то, что они реконструировали какой-то страшный обряд с идолами?
– Я не смотрел ее, просто знаю, что, когда он приехал, плевался страшно и сказал, что больше никогда в этом участвовать не будет.
– А в фильме «Война» что за метафору ты пытался создать?
– Никакой метафоры там нет, а хотел показать то, что показал. Это правда. У меня нет никакого подтекста, потому что если что-то начнешь выдумывать, то сразу получается ерунда.
– И все-таки, почему ты решил сделать фильм о войне? Ясно, что это поиск ответов на вопрос «что же происходит в России?»
– Знаешь, я увидел отрезанные головы людей, стоящие на снегу, которые показали по телевизору. Я растерялся. Просто глазам не поверил… Я встретился с ребятами, которые у чеченцев сидели в ямах. Я не собирался про это писать… Сценарий долго не получался. Раньше я писал раз-два – и готово. А «Война» был самый тяжелый.
– Ты часто ездишь на фестивали. Что это тебе дает?
– Раньше я ездил на фестивали очень много. Мне было интересно. А теперь не интересно. Езжу на «Кинотавр», потому что там все друзья встречаются, в Канны или в Берлин, если пригласят. Но мне вообще заграница сейчас не интересна. Мне интересно на восток поехать. В Иркутск или куда-нибудь, в Норильск.
– А кого из своих коллег считаешь единомышленниками?
– Мне нравится Саша Рогожкин. Режиссер очень хороший. А из монстров старой гвардии мне Мельников нравится, который «Начальника Чукотки» снял. Историческое кино делает качественно очень. Культурное приличное кино. Мне вообще в нашем кино больше нравится, чем не нравится.
– А в чем специфика национального кинематографа?
– В том, что он снимает на русском языке. Вот я, например, сейчас собираюсь снять наполовину на русском языке, а наполовину на английском. Но это будет абсолютно русское кино.
– На русском языке очень много антирусского снимается.
– Не в этом дело. Что такое национальное? Нация – это язык. Пока ты говоришь на русском языке, ты будешь русским человеком.
– А как быть с теми, кто говорит по-русски, а все русское ненавидит?
– Чего о них говорить… Главное – это духовное устроение человека. Ощущение себя по-настоящему русским дает Православие. Мы должны правильно славить Бога. Во вторую очередь – это любовь к земле своей, понимание себя как человека, крепко стоящего на своей земле и готового ее защитить…
– Может быть, об этом снимешь кино?
– Даст Бог – сниму.
источники
www.rbc.ru
www.pravmir.ru
подбор материала и публикация Анна Ушацкая