Протоиерей Александр Соловьев — о лечении алкоголизма и духовной помощи

Так в нем и ходил до 10-го класса. Это было уже во Владимирской области, куда мы переехали из Свердловской.

Я хорошо учился, избрали меня старостой класса, и пионеры и комсомольцы со мной общались.

С учителями были прекрасные отношения. Я чувствовал даже какое-то уважение к себе с их стороны. Однажды директор школы дал ключ от своего кабинета и сказал, что на столе лежит журнал «Америка». Представляете? Железный занавес, а тут Америка на учительском столе. Руки тряслись, было очень волнительно, посмотрел я одним глазком — интересно, но быстро закрыл кабинет и ушел.

Подружился с классной руководительницей, позже, когда уже был женат, познакомил ее со своей семьей. За чаем однажды она сказала: «Санечка, когда я умру, приедешь меня отпевать?» Так и вышло в итоге. Этот день пришелся на Троицу.

Вечером дома рассказал о том, что мне позвонили, сказали, что ждут на отпевание. На вопрос «поеду ли?» ответил «нет», потому что праздничная служба. Но сын напомнил: «Ты же обещал». Тут же я позвонил настоятелю храма, в котором служил, и рассказал эту историю. Он отпустил с праздничной службы, я — шапку в охапку, как говорится, и поехал из Иваново в Вязники.

Вообще с отпеваниями тема интересная. Помнится, такой случай был. В мединституте, где я учился, пригласили нас с женой в деканат на лечебном факультете. Декан, маститый профессор-онколог преклонных лет, сказал, что мы двое — я и моя жена — кандидаты в ординатуру по кардиологии. А это, кроме специализации, означало прекрасное место работы, детский сад детям и ключи от квартиры.

«Нет ли каких темных пятен в вашей биографии?» — спрашивает декан. Я сказал, что дед был священником, репрессирован. Он в ответ: «Тормоза! Что-то еще?» Говорю: «Брат у меня священник». В ответ получаю: «О-о-о! Тормоза!» Про отца-священника уже не сказал. И так все ясно.

Это был 1985 год. В итоге нас с женой не взяли в эту ординатуру. Супруга тогда размышляла, что, может быть, не нужно было говорить про священство в семье, можно было умолчать об этом. А я был уверен, что нужно.

Так получилось, что через много лет я приехал читать отходную по Михаилу Ивановичу, который говорил про тормоза. Дочь его просила.