Почему сегодня человек не успевает понять свое место в мире

и другое – как это сделано и о чем это сделано. Хороший текст, как красивая формула, с большей вероятностью обладает энергией для того, чтобы стать истинным. Красивый текст больше имеет отношение к реальности для того, чтобы эту реальность преображать, предсказывать что-либо о ней, углублять, развивать; литература – это создание таких моделей, на основе которых мир мог бы развиваться. Среди книг подобного рода я могу назвать «Три женщины» Роберта Музиля, «Аустерлиц» Зебальда – это два шедевра, в которых стиль и смысл – одно и то же.

– Вы работали в США и Израиле как раз в девяностые, то есть уехали в 1991 году, вернулись в Россию в 1998-м. Значит, все изменения происходили для вас не постепенно, а резко, в режиме «было – стало». Когда вернулись, что изменилось?

– Я вернулся и обнаружил, что в табачных киосках коробок спичек, который раньше стоил копейку, стоит один рубль. Так я понял, что вернулся в другую страну. Тяжело было наблюдать, как люди стали разобщены, каждый стал за самого себя. Тот момент коллективизма, который вроде бы имел место в советские времена, почему-то не сработал. Для меня это было грустным наблюдением: когда происходят тяжелые общественные потрясения, то лучше бы видеть, как люди, объединяясь, их преодолевают.

Мне кажется, и гражданское общество у нас претерпевает сложности с самовозрастанием именно благодаря этому привитому в 90-е годы закону «каждый за себя и каждый против всех». Изменились люди, точнее, их лица. Есть блестящий фоторепортаж журналиста и правозащитника Дмитрия Борко, который показывает людей в эти три дня защиты Белого дома, в те три великих дня свободы, в августе 1991 года. Сейчас таких лиц нет, и тогда они стали исчезать, стали более самопоглощенными, погасли.

– Вы говорите, что не сработал советский коллективизм. Почему советский коллективизм, советская дружба народов – все это рухнуло в девяностые, пошло разъединение, национальные противостояния?

– Мне кажется, что всё это было взращено на бесплодной почве. Кодекс молодого коммуниста, дружбы народов – это всё было голословие и держалось исключительно только благодаря политической власти, которая была достаточно сильна. Но империя не может долго существовать без централизованной политической власти, потому что в ее теле содержатся слишком разнородные части. Тут непонятно, как с соседом ужиться, а как один народ с другим уживается – тем более. Для меня имперский способ существования кажется неестественным. Способ частной жизни мне более близок. Тем не менее человек должен быть благороден, и народы должны быть благородны и определять, что место есть для всех.

– Что такое частное существование?

– Частное существование – это сидение на стуле в определенной точке географии и способность достаточно долго на этом стуле сидеть, вместо того, чтобы отвлекаться на что-то еще. Сидеть, думать, читать или – возделывать свой сад.

– Почему ценность человека, человеческой личности в литературе присутствует, но ее так мало в окружающей действительности?

– Мне кажется, все-таки мир меняется, и ценность каждого человека увеличивается. Я сейчас живу в Израиле, там народ научился себя защищать с помощью многих способов – судебной системы, общественных институтов – там унизить человека не особенно получится.

– Какая, на ваш взгляд, главная проблема современного человека?

– Мне кажется, что основной вызов, который сейчас есть у современного человека, – поспеть за миром, потому что мир очень меняется благодаря технологическим достижениям.

Мышление человека и самопознание тоже должны быть ускорены.

– Что вас огорчает в жизни?

– Если у меня не хватает времени для письма, то это выводит меня из себя. Я каждый день ухожу на работу утром, вечером возвращаюсь. Складывается парадоксальная ситуация – времени для письма у меня нет. Пишу урывками, и это проблема.

– Где вы работаете?

– Я работаю в отделении радиотерапии в госпитале «Хадасса» в Иерусалиме, рассчитываю программы облучения людей, проходящих радиотерапию.

– То есть вы работаете в ситуации, где жизнь и смерть рядом?

– И это непросто. Случается, что уходят люди, с которыми ты общаешься, начинаешь дружить с ними.

– Если в вашей картине мира есть Бог, то не возникает ли вопроса к Нему, что это как-то неправильно, когда люди, в том числе дети, вот так умирают?

– Эти вопросы ставятся каждый день. Но в устройстве мира, действительно, есть вопросы, на которые нет ответов.

Подбор материала Ксения Айсина Pramvir.ru