Вангелия: может ли быть одержимой доброта?

состоянии человек не может. Я видела нечто подобное всего однажды.

В апреле 2009-го года актриса и автор-исполнитель православных песен Светлана Копылова пригласила меня на Пасху в восстанавливающийся храм в селе Липовка — в усадьбе «царского» поэта Бехтеева. Туда, кстати, ездила в последний год жизни и ныне покойная певица Валентина Толкунова. Служили тогда в вагончике рядом с храмом, ещё не готовом для проведения служб. Прихожане подобрались самые разные: простые люди, ратующие за возрождение храма из Липецка, Воронежа и других городов. Шла Страстная седмица, службы были каждый день, и не по одной. Мы ходили на все службы, и мне, признаюсь, не особо ревностной по части богослужений, тоже пришлось «не отрываться от коллектива», за что я сейчас «коллективу» очень благодарна.

В числе прочих прихожан на этих службах были мама с дочкой. Девочка — сущий ангелочек. Ещё несовершеннолетняя, но искренне верующая, удивительно добрая, отзывчивая, никогда не отказывала в помощи, занималась украшением вагончика к праздничной службе, и вообще все не могли нарадоваться ею. И каждую службу, как по часам, как только начиналось чтение Евангелия, эта удивительная крошка в прямом смысле слова отключалась. Падала в самый настоящий обморок (притом, без притворства — если её не подхватить вовремя, падала очень даже сильно) — и не приходила в себя до окончания службы.

По словам плачущей мамы, врачи ничего не могли сделать. Психических или физических отклонений у ребёнка не выявлено. Никаких «Герингов», никаких оккультных практик. Ни в чём эта девочка не выражала желания общаться с потусторонним миром. Более того, ходила в Церковь, исповедовалась, причащалась. И чётко отключалась на каждой службе именно при чтении Евангелия — ни раньше, ни позже. Дозваться, достучаться, разбудить её было невозможно. Ни оклики, ни пощёчины, ни вода в лицо — ничего не помогало. И лишь после окончания службы она медленно приходила в себя — и ничегошеньки не помнила о своём обмороке. С девочкой чаще всего прямо в храме сидела я — опять же, скажу честно, не из великого милосердия (хотя девушку было жаль до боли), а ещё и потому, что уставала стоять на долгих службах.

И навсегда запомнила эти пустые, ничего не выражающие распахнутые глаза. Девочка лежала у меня на коленях, как мёртвая, смотрела застывшим взглядом, и зрачки её не реагировали на свет. Для меня — человека без малейшего мистического опыта (слава Богу, ни откровений, ни сверхъестественных чудес, ни оккультного опыта в жизни не было) — это было поистине жуткое зрелище. Помню, пыталась тихонько молиться за неё Иисусовой молитвой, и тогда девочка чуть шевелилась, и казалось, что подлинная её суть, замученная и страдающая, тоже тянется к молитве, пытается прорваться сквозь безжалостную пелену в сознании — и не может.

Всё ещё не веря со своим юридическим скептицизмом в очевидность происходящего, я однажды сделала опасный эксперимент, которого, возможно, не следовало делать. В детстве, когда и я, и мои друзья были абсолютными атеистами, мы смотрели «Секретные материалы», и лично меня очень впечатлил образ одного отрицательного героя — Алекса Крайчека. Конечно, Алекс был для нас лишь художественным образом, а не реальным существом, но мы для простоты стали обозначать именно этим именем зло как таковое, считая это лишь творческой персонализацией зла.

И вот на одной из таких служб, сидя с той девочкой, я беззвучно позвала