Британский бунт или возмездие на запрет в России гомопропаганды

игнорирует полностью.» Что же, преступления против гомосексуалистов должны наказываться точно также, как преступления против любых других лиц, тут закон вообще не должен входить в рассмотрение личной жизни потерпевшего — но широкоплескательные заявления о том, что это происходит «постоянно» а «полиция игнорирует полностью», все же требуют указания на конкретные случаи.

Совсем недавно мы были свидетелями бурной кампании по поводу «гомофобного убийства» в Волгограде, «убийства гея за то, что он гей» — и вскоре выяснилось, что убитый не был гомосексуалистом и убийцы об этом отлично знали. Преступления против гомосексуалистов должны быть расследованы и наказаны, как и преступления против любых других граждан — но если вы хотите заниматься именно борьбой с преступностью, а не пропагандой, следует рассматривать конкретные случаи.

Но почему же люди охотно тиражируют эти сравнения запрета на гомопропаганду с нюрнбергскими расовыми законами, сравнения, которые они сами сочли бы полностью бредовыми, если бы речь шла о запрете на пропаганду чего бы то ни было еще? Я бы предположил, что это особенность самой гей-идеологии, которая не может существовать без двух базовых элементов — апелляции к статусу жертвы и демонизации оппонентов.

Было бы неверно сравнивать гей-идеологию с нацизмом или коммунизмом — все эти три системы воззрений совершенно разные — но у них есть общий элемент, важный для любого тоталитарного движения. Группа, к которой мы себя причисляем, является жертвой чудовищной, невыносимой несправедливости, и мы должны потребовать своего — а нам это должны дать. Немецкому народу был навязан несправедливый и унизительный версальский мир. Пролетариат подвергается глубоко несправедливой эксплуатации. Наша этническая/классовая/социальная/идеологическая группа жестоко обижена злыми соседями. Любые наши требования — это еще очень сдержанная попытка восстановить попранную справедливость. Любой, кто находит наши требования неосновательными или преувеличенными, чудовищный негодяй и преступник. Поэтому для гей-движения характерно обращение к двум архетипическим преступлениям западной цивилизации — расизму и Холокосту.

Вы можете смело ставить на то, что через пять минут после начала дискуссии о гей-правах речь зайдет о рабстве (и вообще притеснениях) чернокожих в южных штатах США и, конечно же, преследованиях евреев нацистами. Рассудив спокойно, Вы можете счесть, что страдания гей-активиста, которого не пускают в школу проповедовать его взгляды детям, сложно сравнивать со страданиями чернокожего невольника на плантации или немецкого еврея при нацистах, но как раз к спокойному рассуждению гей-риторика не располагает.

Ее особенность, как мы и видим в этом случае — крайняя эмоциональная взвинченность, жуткие картины безымянных изнасилованных лесбиянок, (помните — недавно у еще более безымянных лесбиянок отбирали детей), лязгающая поступь штурмовиков, рыдания всех честных и гуманных людей, которые во имя человечности просто обязаны немедленно встать на сторону бедных жертв против инфернального зла, которое им угрожает. При этом любой оппонент гей-идеологии не просто не прав — он является воплощением чудовищного, гитлероподобного зла. Это еще одна особенность любой тоталитарной системы воззрений — те, кто ее не разделяет, не просто не правы. Они чудовищные злодеи.

Если в свободном обществе люди могут глубоко расходиться с Вами во мнениях, не разделять ваших самых дорогих убеждений, поддерживать законопроекты, с которыми Вы решительно не согласны, и оставаться при этом порядочными, достойными уважения людьми и Вашим согражданами, с которыми Вы можете сотрудничать и вести диалог,