Блаженная Ксения – премудрая вдова

с хозяйского стола (со «стола хозяев жизни» – нас с вами: таких умненьких и благоразумненьких, знающих свое место и меру своих сил, способных оказываться в нужное нам время в нужном нам же месте, умеющих выбирать, с кем дружить и против кого, соображающих, когда и к кому прижаться, а также от кого вовремя отойти на почтительное расстояние, чтобы случайно не «заразиться опалой»). Причем, одно дело – подвиг юродства, «узнаваемый» благодаря вышеупомянутой характерной «атрибутике», совсем другое – такая его форма, которая напоминает эпатаж антиобщественного характера, попирающий общепринятые нормы поведения и внешнего вида.

Именно этим, наиболее трудным путем пошла Ксения – 26-летняя вдова придворного певчего Андрея Федоровича Петрова, которая после внезапной смерти супруга повела себя более, чем странным образом: на похороны она явилась в его одежде, убеждая всех, что умер не он, а его жена – Ксения; раздала все имущество нуждающимся, что еще более усилило впечатление, что она помешалась с горя (впрочем, начальство покойного мужа признало ее совершенно вменяемой, а потому имеющей право распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению). Это потом, много лет спустя, когда одежда мужа совершенно обветшала, она стала одеваться, как это показано на ее иконах: красная юбка и зеленая кофта или наоборот. А вначале – ну, безумная, что с нее взять?..

Даже в наши дни увидеть на улице открытого трансвестита – шок, а какова была реакция «здравомыслящих» людей второй половины XVIII в. при виде того, что «в ту пору прекрасную» и названия-то не имело, да еще было предусмотрено в канонах как явление недопустимое для христиан?! Это сегодня (пока) бросается в глаза и воспринимается как сексуальная девиация (опять же, пока), если мужчина оденется в женское платье, тогда как, глядя на женщину, чей пиджак застегнут «на мужскую сторону», максимум подумают, что она как-то совсем уж за собой не следит. В ту дикую эпоху, когда не знали слова «гендер», а словосочетание «гендерный мейнстриминг», скорее всего, приняли бы за что-то из судостроительной терминологии, женщина в мужском костюме воспринималась, в лучшем случае, как несчастная сумасшедшая, которой, так уж и быть, простительно оскорбление общественной нравственности неподобающим видом.

Впрочем, это взрослые могли терпимо относиться к якобы помешавшейся с горя вдове, а стаи уличных мальчишек, во все времена отличавшиеся жестокостью в отношении людей слабых и беззащитных, тем более, «непохожих на всех», никак не могли пройти мимо «бомжихи», комическим безобразием внешнего вида («в мужском образе») словно бросавшей вызов обществу (милосердная терпимость сменилась в народе почитанием, когда стали замечать, что «безумная» Ксения берет копеечку, которую тут же отдает другому бедняку, лишь от добрых людей, а если от кого-нибудь примет что-то в дар, например, товар у торговца или даст себя подвести извозчику, то дела у того человека начинают идти особенно хорошо).

Вызов, конечно же, был. Обличение, даже когда оно не является целью – это всегда вызов, но вовсе необязательно дерзкий. Кроме того, есть в обличении блж. Ксенией безумия мира один важный нюанс, который, по-моему, недооценивается. По всей вероятности, к подвигу юродства св. Ксению побудила любовь к мужу, внезапно умершему без должного приготовления, и желание отмолить его. Не было у нее цели «обличать безумие мира». И если бы не опасения об участи покойного, вряд ли она бы решилась на такой подвиг.

В чем «нюанс»? Вот, в этой ее любви к мужу, обличающей… нет, не призрачность, не преходящую природу и суетность любви мужчины и женщины, а легкомысленное отношение к ней одних и незаслуженно пренебрежительно к ней относящихся других. Чрезмерная романтизация чувств, превозносящая душевное на уровень духовного, порочна как любая подмена, но и целенаправленное низведение Божиего дара (пусть изначально при сотворении заложенного в природу человека, а не особого дара Духа Святого) в массовом сознании на уровень страсти, «химии чувств», на уровень терпимой немощи, которая, как и всякая немощь страстной природы, должна сводиться к минимуму, чтобы потом в идеале и вовсе от нее избавиться («отношения брата и сестры») – это недалеко от кощунства.

На примере блж. Ксении мы видим, что любовь «земная» хоть и не возносит на небеса, но она может послужить естественной опорой для немощного духа и, будучи просвещенной Божией благодатью, она, не меняя своей природы, преображается, преодолевая тленное и облекаясь в нетленное. Безумно как обращать этот дар во зло, впадая в своеобразное идолопоклонство, и еще более безумно пренебрегать им, недооценивая это Божие благословение человеческому роду, этот «подготовительный курс» любви духовной.

Подбор матеиала Ксения Айсина Pravmir.ru