Александра Архипова — о фейках в пандемию

раз наше правительство не хочет нас информировать об этом, значит, будем мы друг друга информировать о просочившейся информации. В Москве 20 тысяч заболевших коронавирусом».

(Смотрите, доверительная информация внезапно сменяется учительским назиданием. В живом спонтанном разговоре такая смена риторики крайне маловероятна.)

«Ходим в масках, не ходим в места скопления людей, никуда не ездим, бережем друг друга, бережем наших близких. И запасаемся продуктами. К сожалению, говорят, что будут пустые магазины. Информация более чем достоверная. В Италии передают о том, что у нас заболевшие, а у нас не передают, для того чтобы мы Конституцию приняли…»

Словом, наш паровоз хорошо бежит по рельсам, мы топим его нашим недоверием к властям, каждый из нас беззащитен, поэтому нам нужно объединяться и распространять подлинную информацию. Цепочка фейка все наращивается и наращивается.

— Недоверие к власти и ее информации характерно для всех обществ или только для России?

— В России доверие к институтам власти падает. Когда мы говорим «институты власти», это не обязательно политический лидер. Это медицина, суды. Мы не доверяем им и опираемся на свои так называемые слабые социальные связи. Если у человека, например, болит зуб, он не идет записываться на госуслугах к зубному, а ищет знакомого, который порекомендует врача, или спрашивает в фейсбуке.

Такой эффект есть в других странах, несомненно, но все-таки степень доверия властным структурам там повыше. Например, в одном шведском городке, где я некоторое время жила, прошел очень популярный слух о том, что нашли ребенка с украденной почкой. Дескать, лежал он в кустах, у него вырезана почка, в руках записка: «Спасибо за почку». Жители кинулись в полицию. Полицейский пришел в школу через два часа и сказал: «Ничего не подтвердилось». На этом вопрос был закрыт.

В Израиле немного иначе. Там не думают, что власти скрывают информацию, но считают, что власти все делают неправильно. Это обвинение не в сокрытии, а в некомпетентности.

— Как вы относитесь к тому, что предусмотрено наказание за распространение ложной информации о количестве заболевших?

— Но вообще-то у нас есть закон о фейковых новостях, принятый год назад или больше. В первом чтении необходимость этого закона была мотивирована массовыми протестами в Кемерово, которые подогревались слухами о том, что скрывают реальное количество погибших в пожаре.

Представителям власти часто кажется, что фейки потенциально опасны, в них есть какой-то зародыш протеста. Хотя на мой взгляд, гораздо более опасная вещь — это рассуждение о том, что коронавируса нет или что он не опасен.

Закон о фейковых новостях у нас при этом применяется пока очень мало и выборочно, но за последние недели гаечку явно решили подкрутить — возбуждены дела против трех человек. Им, скорее всего, присудят штрафы (максимальное наказание — 300 тысяч).

— Мы начали разговор с того, что есть паникеры и есть скептики. И у каждого из них есть свой массив мифов, слухов и фейков. У паникеров они обычно страшные: уже сейчас болеют десятки тысяч, пораженные вирусом легкие сгорают, как спичка, слепой афонский старец предсказал страшные беды и так далее. Почему людям нравится бояться?

— Есть знаменитое исследование, которое провели когнитивные психологи Крис Белл, Чип Хит и Эмили Стенберг. Они выдвинули так называемую теорию негативного селективного отбора мемов: мы запоминаем гораздо лучше то, что вызывает не просто отрицательные эмоции, но ужас и страх.

В 2018 году исследователи из Массачусетского технологического университета Соруш Возоши, Деб Рой и Синин Арал опубликовали в журнале «Science» статью о циркуляции фейковых новостей. В течение 11 лет они изучали поведение 3 миллионов пользователей твиттера и 126 тысяч цепочек ретвитов. И выяснили, что у фейковой новости на 70% больше вероятность быть перепощенной. Ее распространяют абсолютно все. При этом люди реагируют на два ключевых фактора: на новизну и на страшное содержание, что видно по комментариям. Чем больше было таких комментариев в стиле «О Боже, какой ужас», тем больше вероятность дальнейших перепостов.

— Вы сами покупались на фейковые новости? Бывали такие случаи?

— Нет, у меня есть гиперкоррекция, то есть профессиональный перекос в другую сторону. Я любую информацию воспринимаю сверхкритично. Пока не проверила по трем источникам, ни за что не поверю.

Подбор материала Ксения Айсина Pravmir.ru