«Мы места злодеяний превращаем в места памяти». Историк репрессий Анатолий Разумов – о деле жизни, лживых сведениях и личной боли

помнить о подвигах тех людей, которые похоронены здесь».

– То есть вы хотели бы, чтобы каждое такое место стало открытым?

– Дело национальной чести – все это открыть. Это места памяти. Причем, слава Богу, когда такие места согреваются памятью, перестают быть местами ужаса. То есть мы места ужаса превращаем в места памяти. Мне впервые эта мысль пришла в голову на семинаре в Париже. Это было лет 12 назад, французские историки организовали семинар по местам массовых казней и пригласили рассказать о Левашове, а моего коллегу Игоря Гарькавого – о Бутове.

Смысл подобных мест, пожалуй, вот в чем. Родственники репрессированных много лет живут с больной, огороженной памятью и сильно-то к себе не подпускают, им очень трудно этой болью поделиться. Тем более в бесцерковное советское время, без требуемого общения, не все находили путь, чтобы от этой боли освободиться. А в таких местах люди наконец-то передают память. Они получают возможность прийти несколько раз, плакать, посмотреть, как делают другие, и укрепить какую-то табличку с портретиком, будто и памятничек поставили. Память не формально передается, «не в лоб». Потом в подобных местах кого-то и пронзит – одни отдают память, а другие принимают.

Вот почему так важны эти места, счастлив, что таковы Левашово и Сандармох.

А в местах, где все по-казенному, где людям ничего не позволяют самим, а только научают и показывают, память не так проникает. Уполномоченный по правам человека в нашем городе Александр Шишлов говорит: «Хорошо, чтобы каждый школьник побывал в Левашове». Полностью поддерживаю его мысль.

– Дети для вас – главная аудитория?

– Для меня со студенческих времен дети – это Бог. К ним и стучусь, мне интересно с ними. От них слышал самые интересные вопросы и мнения. При встречах или в беседах не забываю повторять: насколько впечатление бывает важнее текста, настолько вопросы важнее рассказа. Рождаются – надо задавать. Я сам был школьником и всегда учителям задавал «острые» вопросы. Они возникают естественно – Бог дал человеку способность думать, как птицам летать, и, как трава через асфальт, прорастут вопросы. Невозможно опять пытаться построить заборы, а главное, что это постыдно.

И вот три случая:

В московской школе дети вместе с учителями затеяли литературный класс оформить как маленький музей Солженицына и пригласили рассказать о встречах с Александром Исаевичем. Детям не откажешь, пошел. Привели семиклассников, и я вспомнил в беседе, каким был в их возрасте – влюблялся, думал о жизни и смерти, задавал неудобные вопросы, обращал внимание на эту память о