Доброе слово

Пост есть учительница умеренности, мать добродетели, воспитательница чад Божиих, руководительница беспорядочных, спокойствие душ, опора жизни, мир прочный и невозмутимый; ее строгость и важность умиряет страсти, угашает гнев и ярость, охлаждает и утишает всякие волнения, возникающие от многоядения.

св. Астерий Амасийский

Христианская мысль словно в скорлупе

и так и не понять, для чего все это нужно, как это связано с жизнью Церкви, c вопросами и проблемами людей, которые живут сегодня, здесь и сейчас.

– Как, на ваш взгляд, проблемы с богословием проявляются в современном церковном искусстве?

– Церковное искусство отражает общую ситуацию – чрезмерный традиционализм, трансляцию идеалистической романтизированной картинки прекрасного прошлого, смутной, расплывчатой, но узнаваемой, чтобы в итоге появилось что-то, соответствующее некоему образу русско-православного. Однако в церковном искусстве есть люди, которые стремятся выразить красоту в своем творчестве, обратиться к реальности Божьего мира и тому посланию, которое Бог сообщает через Свое творение.

Здесь важен христианский образ понимания творения и его истории. Да, мы повторяем, но повторяем каждый раз по-другому. Если повторять одно и то же, копировать, то это будет типичный постмодернизм. Христианский подход к искусству – иной, это и есть творчество: сказать то же, но по-другому, сообразуясь с сиянием всегда новой красоты. Но для этого нужно богословское видение мира: что это творение, развивающаяся, длящаяся во времени музыка, выражающая тринитарную истину. Что история – это не хаос случайностей, а движение ко Второму пришествию. Каждое уникальное событие получает свое содержание и форму от События – воплощения Христа, неслитного соединения конечного и бесконечного, Божественного и человеческого в единой ипостаси.

Такое видение бытия дает художнику возможность каждый раз создавать нечто действительное, подлинное. Тогда он не самовыражается, не придумывает от ветра головы своея, из серии «надоело все, чего-нибудь новенького хочется», но художник упраздняет себя, становится инструментом Божиим, настраивается на ритм бытия, вступает в диалог, в общение с реальностью через красоту. Потому что красота – это свойство бытия.

– Красота – это эстетическая категория, а вы смотрите на нее с другой точки зрения?

– Нет, но я говорю о богословской эстетике. В эпоху модерна разум и воля человека перестали созерцать самораскрытие Божественного Откровения в мире, в бытии и обратились на себя. Субъект модерна – замкнутое на себя мышление, отчужденное от реальности. Для него красота становится субъективной категорией. А богословие говорит о том, что красота есть красота Христа, красота Бога, и она не зависит от человека и его способностей восприятия и мышления. Она просто есть, поскольку это Откровение Бога. Человек удивляется увиденному, и встреча с красотой – это начало славословия, начало богословия, начало молитвы. Красота – это не вторичная декорация для неких возвышенных и серьезных смыслов, а бытие как оно есть.

– Но как же эстетизация безобразного, порочного? Современное искусство, искусство прошлого века дает примеры, когда все